Далеко

Далеко-далеко в России, на самом берегу маленькой речки Ровны расположена обычная русская деревенька Луково, населенная замечательными гостеприимными и добрыми жителями. Пьют они, как полагается много, но часто, работают не меньше, поэтому живут в Луково небогато, но и не голодают. Осталось что-то от совхоза, самые хорошие земли отошли неизвестным киприотам, но луковцам хватает, не жалуются. Да они вообще не жалуются и принимают все с бесконечным смирением. Попал я туда случайно, заблудившись немного, покружив уже пару суток по лесу и в ночи выйдя на свет единственного в деревне фонаря, освещавшего висящий на том же столбе рельс и пару метров вокруг.
Постучав в первый же дом, я ожидал гневной отповеди, крепкого мата и, возможно, хорошего пинка, на худой конец, того, что никто мне до утра не откроет, но дверь открылась быстро, и на пороге, улыбаясь, стоял огромный старик.
— Доброй ночи. Помочь чем?
— Да заблудился. Гуляю тут пару дней.
— Карты их выбрось, тут все теряются. Заходи, поужинаешь. Долго с тобой посидеть не смогу, вставать через три часа, но по стопке опрокинем.
Хозяин представился Фролом (внимательно посмотрел, произвело ли его редкое сейчас имя впечатление), быстро накрыл на стол, извинился за простую, и, наверное, не очень вкусную пищу, грустно сказал, что недавно овдовел, а жена бы, конечно, накормила гостя как следует. Еще немного посидев, мы разошлись спать.
Наутро я проснулся и обнаружил на столе оставленный Фролом завтрак, быстро перекусил и пошёл искать хозяина, желая поблагодарить его, может быть, помочь хоть чем-то в работе, узнать, куда мне идти дальше. Искать долго мне его не пришлось, Фрол таскал воду в баню, сказал, что парится обычно в воскресенье, но гостя без бани отпустить никак не может. Я взял ещё пару вёдер и стал носить воду с ним. Потом хозяин показал мне свой двор, рассказал, как выбираться из их деревни, а потом повёл меня в сарай у реки, где держал всякий инвентарь и заодно сушил веники.
С берега реки открывался прекрасный вид, живописный и безмятежный. Речка Ровна не зря так называлась, это было настоящее природное зеркало, лишь рыбы изредка нарушали спокойствие. В паре десятков метров от берега был остров. Небольшой остров, и даже вполне обитаемый. Там было с полдюжины избушек, из трубы одной шёл дым.
— Что за обитель изгнанников, — поинтересовался я у Фрола.
— А, эти. Это Лухово.
— Лухово? – удивлённо переспросил я, — то есть, вы – Луково, а они Лухово?
— Да вроде того.
Фрол пожевал усы, помолчал, посмотрел на остров. Мне казалось, что сейчас последует какой-то рассказ, и я приготовился слушать.
И не зря.
— Вот смотри, — начал старик, — я – Фрол Афанасьевич Луков, соседи у меня – Корнилий, слева и Степан, справа – тоже Луковы, позади моей избы Осадчие живут, но Ефросинья, она тоже девкой Луковой была, этот Осадчий ее — примак, не местный, а так вся деревня – Луковы. Родня мы, уж, наверное, только никто не помнит уже кто кем кому приходится. А там, за рекой, — старик показал на остров, шесть семей, и все Луховы, потому и деревня Лухово, хотя по бумагам и нет никакого Лухова, и на карте нет, это мы, местные их хутор так зовем.
— Ну так может, и они — родня ваша дальняя, что-то уж больно фамилии похожи, вряд ли случайно в одном месте собрались две такие похожие фамилии. Да и что это за фамилия – Лухов, откуда взялась? Вот если от Луковых отпочковалась когда-то давно.
— Да и я так думаю. В общем, не общаемся мы с ними, на крестины не ездим, они нас не в гости не зовут, и мы не просимся. Тяжелые они люди. И всегда так было, мне еще дед про них рассказывал.
— Что, колдуны какие-то? Чернокнижники?
— Да нет, просто люди неприятные, лаются все время, между собой, с нами, вот мы с ними и не общаемся.
— И что ж, неужели так и не было мысли сесть, поговорить, узнать, может, и впрямь родня, ведь годами рядом живете, с берега на берег каждый день друг друга видите и ничего о них не знаете?
— Да почему ж не знаем. Все новости знаем, у кого кто родился, кто жену откуда привез, кто строиться собрался, чьи дети в город подались.
— Откуда? Шпион что ли у вас там? Или там кто потрепаться любит?
— Да они все любят, — усмехнулся Фрол, — да шпионы нам без надобности, каждую весну они у нас считай месяц живут.
— Вы ж говорили, что они с вами не общаются.
— Ну говорил и говорю. Не дружим мы особо. Но каждую весну Ровна разливается, и заливает их остров полностью, прямо с домами.
— А они?
— А что они, приходят к нам в слезах, примите, мол, соседи, гибнем.
— А вы?
— А что мы? Люди ж, не звери. Принимаем, размещаем, как родных, — Фрол Луков усмехнулся, — пока паводок не сойдёт. А пока не сойдёт, живём душа в душу, и помогут они и за столом с ними посидеть — как с родными.
— А потом что же?
— А что потом. Потом вода нижает, дома из-под воды появляются, тут-то Луховы и портятся. Ругаться начинают, злеют прям, как собаки, все им не так, и все им не этак, а как остров то просохнет, устраивают такой птичий базар, с шумом, гамом да драками, что хоть сам уходи. Но покричав, сами уходят, обиженные. И год потом их не видать, а если случаем на рыбалке взглядом с кем-то их Луховых встретишься – ух, вражий взор, ненавидящий.
— И что ж так, каждый год?
— Да почти каждый, разве, когда Ровна не разольётся, но это бывает редко.
— Ну и дела, Фрол Афанасьевич, чудеса какие-то. Наверное, когда-то часть Луковых ушла, и фамилию сменила, так же, не то обидевшись, не то обидев. И разделило вас надвое, но что ж держит их так близко, что ж заставляет каждый год от беды именно к вам сбегать?
— Да куда ж им ещё, а мы тут, близко.
— Ну, Фрол Афанасьевич, когда обида сильная, ещё и не так далеко уйдёшь.
— А тоже верно. Не знаю, может, и впрямь, кровь держит, а может, привыкли уже так жить.
Мы привыкли уже, и не удивляемся. А разве бывает по-другому? Ты вот откуда родом?
— Из Москвы.
Так и у вас так, вроде друзья, а потом раз – и на остров. Вроде под одним тулупом грелись, а потом знать друг друга не знают. А жизнь такая, прижмёт не то сердце, не то голову, бежишь, ищешь тулуп знакомый. Везде, брат, все одно и то же, только по-разному видать с разных сторон, так что не только здесь, везде так, и в Москве так, просто в Москве вашей Ровна не так часто разливается, как у нас. Не каждый год.
Потом была баня, самогон, знакомство со всеми Луковыми, опять самогон, опять знакомство, кажется, окончательно в себя я пришёл только в Москве. И часто думал о Луковых и Луховых, и о том, как разливается Ровна. А лет через десять, я решил отвезти друзей в Луково, показать остров, о котором я столько раз им рассказывал, да и проведать Фрола Афанасьевича захотелось.
И что же? Окзалось, что там, далеко-далеко в России, где я когда-то заблудился, нет никакой речки Ровны, и нет деревни Луково.
А Лухово нет и подавно.