Всё тут
Жил-был хозяин цветочного магазина. Выращивал и продавал розы, гвоздики и прочие гладиолусы. И все у него было хорошо, да только вот любил он одну женщину, актрису притом. А она не то, чтобы совсем не отвечала взаимностью, и не то, чтобы отвечала… В общем, молодая актриса была мила и приветлива со всеми. И однажды хозяин цветочного
Уважаемая Нина Васильевна! Вот уже скоро тридцать лет как я окончил школу, всех уж перезабыл одноклассников и учителей, вас только и помню, и ваши замечательные уроки родного русского языка и не менее родной русской литературы. Думал я, отзвенит звонок, и исчезнет школа из моей жизни, и жизнь настанет самостоятельная и замечательная. Но нет. Так и
Здравствуйте. Кирилл. Что? Профессия? Это не так уж и важно. Просто я знаю все. Не надо, не улыбайтесь так, нет, я не скажу навскидку высоту Эльбруса и дату смерти Наполеона. Вы их сами не знаете. Я не энциклопедический справочник, и не специалист по решению кроссвордов. Я умею читать мысли. И знаю, что вы сейчас думаете.
Каждый вечер Седой приходил домой, молча снимал и бросал старую засаленную куртку на стул, мыл руки и уходил в дальнюю комнату. Там он зажигал длинную свечу, тихо включал вальс и откидывал простыню со стоящего в углу мольберта. Потом доставал из мятой пачки сигарету без фильтра и осторожно, стараясь выпускать дым в сторону, выкуривал ее. Он
Все реки текут. Москва — нет. Уже минут двадцать стою на Крымском мосту, курю и смотрю вниз. Вода не течет. Не течет, не волнуется и даже ряби не видно. И тихо. Никогда бы не подумал, что в Москве бывает тихо настолько. Четыре часа утра. Восхода еще нет, закат уже был. Межвременье… Не отрывая взгляда от
Мои стихи – плохие. Это точно, я знаю. Они напоминают всем детские каракули, такие образные и кривые. Вот и стихи такие же кривые. И может быть даже немного образные. Ну, ведь какие-то образы они навевают, эти стихи. Да, наверное, образные немного.… Но кривые это точно. И то ли линия кривая в этом стихе напоминает детский
Валентин Павлович Рогов пришел на работу. Как и у Ипполита Матвеевича Воробьянинова, его рабочий день начинался с некоторого ритуала. В нем не было места нарукавникам, параллельным усам и прочим атрибутам прошлого века. Был поудобней поставлен стул, включен компьютер, разложены разбросанные вчера бумаги, в ящик стола полетела ванночка с китайской лапшой. Валентин Павлович приступил к работе.
Странно все это. Мой будильник верой и правдой служил мне лет пять, а до этого моим родителям, еще лет этак двадцать. Где уж они его взяли, история умалчивает, но на вид будильнику было уже за сорок. И все эти годы он исправно показывал время, и звонил ровно в тот час, на который был заведен с
Он распахнул глаза широко и сразу, проснувшись так, как просыпаются только дети — без головной боли, спокойно и в предвкушении нового дня. Ему было лишь одиннадцать и еще много времени оставалось до того, как заботы и проблемы заставят его постареть и погрустнеть. А пока… Недавно кончились каникулы, да и сегодня в школу было не надо.
Я любил подолгу сидеть на берегу вечерами, и, когда совсем темнело, бросать круглые камешки по поверхности воды, пытаясь даже не столько по слуху, сколько по наитию угадать, сколько же раз брюшко брошенной закрученной гальки коснулось глади спокойного моря. Я чувствовал себя хорошо в одиночестве и тишине, предавался мечтам и фантазиям, но чаще всего – воспоминаниям.